|
Подарок.
Никто, кроме моей собственной писи, не знает, чего мне стоило заначить эту
хорошенькую розовую коробочку, забыть про нее, выбросить из головы - вплоть до
самого дня рождения Лары… Иногда, собираясь к ней, подходила к ночному столику,
выдвигала верхний ящик и … со вздохом задвигала обратно.
Так в искушениях и борьбе с ними прошли недели, пробежали месяцы. И вот
наконец великий день, которому я обязана своим “счастьицем”, как я называю свою
Ларочку. По традиции этот день проводим вместе, поэтому прямо с утра отправилась
к Ларе. Мне не терпелось поскорее вручить свой сюрприз, и я, открыв дверь
собственным ключом, буквально ворвалась в ее уютную квартиру. Моя ненаглядная
девочка валялась на софе кое-как причесанная, в халатике и шлепанцах. Ее
заспанное личико просияло, а глазки удивленно расширились.
— Вот, — сказала я, бросая ей на колени заветную коробочку. — Получай!
Поздравляю!
И, нагнувшись, чмокнула ее в розовую щечку. На меня пахнуло запахом
свежести, сладкой в своей основе, и низ моего живота приятно отяжелел. Она
узнала мыло “Утренняя роза”, которое мы недавно применяли в одной довольно-таки
раскованной игре.
Жестом шаловливого котенка моя подруга схватила подарок и устроилась
поудобнее на софе. Я сбросила пальто и присела рядом. Она подтянула ножки,
широко раздвинула их без видимой надобности, если не считать желание показать
мне, какого цвета трусики сегодня на ней. Трусики оказались беленькие, без
единого пятнышка на пухленькой промежности, которая весьма объемно
вырисовывалась под туго натянутой тканью. Только полностью удовлетворив мое
любопытство, Лара целомудренно соединила коленки, чтобы заняться лен. точками на
коробке.
Мои мысли еще витали где-то в чисто вымытом “Утренней розой” раю, и
поэтому ее тихий вздох и недоумевающий вопрос не сразу
дошли до моего сознания.
— Ой, Зая! — вообще-то меня зовут Зоя. -Что это? Неужели...
— Да, — ответила я. — Оно самое.
“Это самое” представляло собой комплекс из шести трубочек толстого
стекла, лежащих на пластиковой розовой подушке. Каждая трубочка около двадцати
сантиметров, с утолщениями на конце. Самая тонкая из них была толщиной не более
указательного пальца, самая толстая достигала по крайней мере пяти сантиметров в
окружности. Такие размеры я и в годы бурной юности не принимала в свою вагину.
Лара перевела взгляд с коробочки на мое лицо, и ее щеки смущенно
заалели.
— Какая прелесть! Где ты это взяла?
— В Штатах.
— И до сих пор не показала? Бессовестная. В нежных устах моей подруги
упрек прозвучал как двусмысленная похвала. С резвостью маленькой девочки Лара
выхватила одну трубочку из коробки.
— Мой размер! Слушай, кажется, сейчас намочу трусики...
Я поторопилась охладить пыл своей нетерпеливой возлюбленной.
— Это не для того, что ты подумала, это совсем для другого... Ну... того,
что сзади.
От неожиданности Лара ойкнула и тут же прикрыла рот рукой.
— Здорово! — Лара запнулась и, помолчав, спросила: — А вот эта большая?
Неужели и она тоже... сможет туда войти?
— Еще как сможет, — рассмеялась я. — Конечно, если засовывать их по
очереди. Сначала маленькую, потом — побольше, потом — еще больше. Смысл, золотко
мое, в постепенном растягивании твоего аппетитного колечка. Не сомневайся, я так
подготовлю тебя, что можно телеграфный столб всадить.
Ларочка застенчиво потупилась и осуждающе покачала головой, но я
заметила, что щеки ее запунцовели, а тонкие ноздри возбужденно затрепетали. Не
выпуская из рук подарка, она потянулась ко мне и обвила шею руками.
— А свою славненькую втулочку мы бережем, да? — ее дыхание обжигало мое
ухо, но в голове слышались поддразнивающие, провоцирующие нотки. — Вот взяла бы
да и попробовала этот колпак для торшера. Что, слабо?
И она быстрым движением засунула кончик языка в мое сверхчувствительное
ухо. Я обмерла, чувствуя, как приятное тепло расползается от ушной раковины к
шее, затылку и даже плечам.
— Почему же слабо? — вырвалось у меня. К энергично работающему язычку
прибавилась волнующая тяжесть привалившихся сбоку Лариных сисечек, и я уже не
понимала, что говорю.
— Подумаешь, какие страсти! Моя и не такую проглотит.
— Неужели? — снова поддразнивая, переспросила Лара.— Но ведь это,
наверное, очень больно...
— Наверное, — сухо ответила я. — Скажи, ты что, испугалась? Или... не
хочешь?
Промедли Лара с ответом хотя бы секунду,
и я вырвала бы из ее рук этот никчемушный подарок и, наверное, со злости
вышвырнула в окно. Но Лара отреагировала с такой быстротой и страстью, что мне
стало совестно за свои сомнения.
— Хочу, даже очень! А когда? Я невольно улыбнулась этому чисто детскому
нетерпению.
— Когда хочешь, — небрежно сказала я. — Хоть сейчас... Впрочем, можно
отложить и до вечера.
Это было жестоко по отношению к моей девочке, и она, не веря своим ушам,
нагнулась и заглянула в мои глаза. Ее лицо выражало крайнюю степень нетерпения и
обиды.
— Не мучай меня, - выкрикнула она. — Это... это нехорошо.
— Нехорошо, — пряча ухмылку, согласилась я. — Тогда не будем
откладывать.
Нахмуренное личико Лары мгновенно просияло, и я не удержалась от
торжествующей улыбки. Неужели я сейчас заполучу все, о чем мечтала в продолжение
долгих дней и ночей? Сейчас увижу, как под давлением стеклянного поршня
раздастся и начнет увеличиваться узенькое, заповедное отверстие — вход в мою
Лару. Очевидно, мои взгляд выразил такое торжество, что Лара
возмутилась.
— Ах ты, бессовестная сучка! Ты меня дразнишь? За это сама заслуживаешь
затычки в задницу.
Я обняла ее напрягшиеся плечи и нежно притянула к себе. положив руку на
затылок, ласково растрепала волосы. Наши губы соединились и тут же разошлись.
Однако коротенький поцелуй наэлектризовал Лару, и ее рука ласкающим движением
охватила мою грудь.
— Ладно. Я первая... А ты смотри и наслаждайся, — шепнула она, пробегая
губами по моим.
Ее чистое дыхание пополам с “Утренней розой” наполнило мою носоглотку,
затем слились наши губы, и мой танцующий язычок протолкнулся между ее зубами —
его тут же прикусили и облизали. Сладкий поцелуй поневоле затянулся, и наши
жадные руки успели освидетельствовать многие интимные местечки, знакомые по
прошлым прикосновениям. Не случайно, когда губы разомкнулись, оказалось, что
почти все имеющиеся пуговицы расстегнуты, а трусики (ее белые и мои салатовые)
предоставлены на наше взаимное обозрение. Особенно отличалась моя правая рука,
буквально мертвой хваткой вцепившаяся в Ларину промежность. Даже через трусы я
ощутила, как пульсирует, набухая, ее отнюдь не миниатюрная пещерка. Лара
посмотрела вниз, как бы не узнавая себя.
- По-моему, уже пора, — хрипло произнесла она и добавила повелительно: —
Принеси вазелин.
Пришлось отпустить ее птичку на волю и встать. Лара полулежала на софе:
голова запрокинута, волосы разметались по подушке, рот полуоткрыт. Темная н
влажная расщелина прочитывалась под туго натянутой тканью белых трусиков. Она
просто звала меня опуститься на колени и, сдернув на пол ничтожный лоскуток,
навечно присосаться к никогда не иссякающему источнику обоюдного наслаждения. Но
я все-таки встала, одернула юбку и, стараясь не смотреть па готовую, в сущности,
Лару, отправилась за вазелином.
Отсутствовала пару минут, не более, но, войдя в комнату с баночкой
вазелина, остановилась, удивленная и восхищенная. Я оставила мою девочку
расслабленной, а нашла собранной и активной. Задрав халатик на голову, она
стелилась над софой в позе левретки: голова зажата в ладонях, колени широко
раздвинуты, зад поднят. Никогда ни на одной женщине узкая полоска материи не
выглядела так сексуально. Особенно пленяла ложбинка между полушариями, которые
ее трусики не в силах были спрятать от моего жадного взгляда.
Мое место было сзади, и я безотлагательно заняла его. Здесь меня явно
дожидались: коробка, заблаговременно поставленная между колен празднично
поблескивала в электрическом свете. Я положила баночку — пусть все будет под
рукой — и с замирающим сердцем возложила руку на выпяченную попку чуть выше
резинки трусиков. По не сняла, а только нагнулась и припала губами к интимному
местечку, что располагается строго посередине. Тонкая ткань послушно подалась, и
я заскользила чмокающим ртом вниз до тех пор, пока Лара не издала протяжный
мычащий звук.
—М-м-м... Зая... —прошептала она. —Ты все-таки достала меня.
Подстегнутая признанием, я осыпала градом поцелуев шелк трусиков, под
которым вздрагивали и крутились бело-розовыо ягодицы. Приподняв резинку языком,
запустила кончик в расщелинку, что привело в еще большее волнение аппетитные
полушария. Стоны и довольное урчание Лары перемежалось короткими “охами”,
протяжными “ахами”.
Наступление на Ларины тылы длилось достаточно долго, чтобы свести бедную
девочку с ума, я, запустив указательные пальцы по обе стороны подмокших
трусишек, осторожно потянула их вниз.
— Что ты делаешь? — спросила шепотом Лара.
— Оголяю попку, — в тон ей, так же тихо ответила я, усиливая нажатие
пальцев.
Сантиметр за сантиметром ткань огибала Ларины выпуклости, и с каждой
секундой кровь быстрее бежала в моих жилах, а руки двигались все медленнее и
медленнее. Но все равно резинка миновала колечко ануса, гостеприимно растянутого
из-за вызывающей позы, затем опустилась на уровень целомудренно сжатых губок,
опушенных каштановым мехом. Еще одно, теперь уже резкое движение, и последняя
преграда между нами исчезает. Можно так и этак разглядывать висящий перед носом
плод, любоваться плавностью и законченностью его линий.
— Чудесная у тебе попка, — с притворным энтузиазмом шепчу я, не отрывая
взгляда от ее “мохнатки”, продвигаюсь к ней, жадно вдыхая аромат.
Ровный, теплый, медовый запах исходит из вагины — самый теплый, самый
сладкий на свете. Я приникаю к этому источнику губами, мягкие волосики оплетают
мой язык: мне хорошо и уютно, и Лара счастливо, волнующе постанывает.
Новый, продолжительный стон вырывается из груди, когда я, раздвинув ее
уже увлажненные губы, принимаюсь водить языком по розовеющей в темпом укрытии
щели. У моей девочки такая чувствительная писечка, что я едва касаюсь ее
губами.
Попутно запечатлеваю несколько поцелуев на краешках ягодиц, но теперь все
внимание сосредоточено на бутоне, в который собираюсь вторгнуться. Сейчас,
дорогая, сейчас, говорю не то себе, не то Ларе и двигаю свои большие пальцы к
месту, где ягодицы смыкаются. Развожу их в стороны, обнажая анус. Он совсем
крошечный и поэтому кажется невинным, не знающим никаких прикосновений, кроме
мимолетных тычков туалетной бумаги. Как бы не так! Любой предмет вытянутой формы
и умещающийся в ладони — будь то свеча, банан, огурец, морковка, ручка зонтика —
шел в ход, когда мы по-настоящему заводились. Что касается меня, то один вид
этой светло-коричневой звездочки с разбегающимися в разные стороны
лучиками-морщинками заставляет забывать о других частях и частичках женского
тела.
Я вперяюсь в нее внимательным взглядом, точно век не видела, затем
наклоняюсь и нежно целую.
— Фу, как вкусно, — подзуживает Лара. — попробуй языком.
— Нет уж, извини, — решительно отстраняюсь я. — А мой подарок? Сначала
его очередь.
— Ну только капельку, — умоляла она, — а потом...
Но я непреклонна:
— Фиг тебе! Поработаешь с самым большим, тогда посмотрим.
Мне становится смешно при мысли о том, какой ценой достанется Ларе то,
что раньше получала бесплатно. Ни она, ни я никогда не принимали в задницу два
початка кукурузы сразу.
В последний раз полюбовавшись зрелищем девственного зада, я взяла баночку
с вазелином и открыла ее.
— Как говорится, не подмажешь — не поедешь. Не передумала?
— Не-а.
— Тогда раскорячься хорошенько. Это в твоих же интересах.
Лара завела руки назад и послушно раздвинула половинки, между которыми
только что спряталась ее кнопочка.
— Вот и умница, — улыбнулась я. — Попочка совсем небольшая, я быстро
управлюсь. Я выпрямила правый указательный палец и наполовину сунула его в
баночку. Обратно он явился в жирной смазке сероватого цвета.
— Осторожно, ввожу шершавого! Я приставила копчик масляно поблескивающего
пальца к центру “звездочки” и слегка
нажала.
—Ай!
— Не зажимайся, киса, а то дядя сделает тебе бо-бо.
Не торопясь, но и не отступая, принялась проталкивать палец между туго
пружинящими тканями. “Шуба” из вазелина оказалась вполне эффективной.
Указательный палец по
самую косточку влез в жалобно постанывающую Лару.
— Ты с ума сошла, — посетовала подруга, покачивая ягодицами из стороны в
сторону, чтобы палец вошел поглубже.
— Ум-м-м... — выдохнула я. — Как же там хорошо! Уходить не
хочется.
Мне вдруг показалось, что это не мой палец, а я сама ползу между
бархатных стенок кишки. Спазматические звуки, которые вылетали из горла Лары,
вернули меня к реальности, и я принялась поворачивать подругу так и этак,
смазывая канал. Когда вытащила свой шомпол из се ствола, анус блестел как
новенькая монетка.
Что-то липкое поползло у меня между ногами, я даже подумала, не скинуть
ли трусики. Но что бы сказала Лара по поводу такой бессмысленной
оттяжки?
Вся напрягшись, она стояла, придерживая руками выскальзывающие из пальцев
ягодицы. Не мешкая ни секунды, я выхватила из коробки первый по счету фаллос —
двадцать сантиметров холодного несгибаемого стекла. В отличие от мужского члена
в этой игрушке чувствовалась прямота и беспощадность боевой ракеты. Большим и
указательным пальцами наклонила подругу под углом сорок пять градусов к
мишени.
— Это только проба. Понимаешь? — попыталась я успокоить затрепетавшую
попку, чувствуя, однако, что мои слова звучат не слишком убедительно.
— Пожалуйста, не сразу, — шептала попка, желая и боясь следующего моего
движения.
— Как скажешь, дорогая. Только не волнуйся.
Я приставила стеклянное вздутие к крошечному отверстию, попка
конвульсивно вздрогнула.
— Расслабься, пропусти его, не бойся, он хороший.
— Да-а-а, хороший, — дрожащим голосом возразила попка.
Я с восторгом наблюдала, как “хороший” вонзается в “плохую”
попку.
Ольга Круглова
Прислать
рассказ
|
